что самые малейшие углубления не было нужды чеканить».
Что же это за дверь?
Более пяти веков тому назад итальянский скульптор Лоренцо Гиберти украсил двери одного из соборов во Флоренции десятью бронзовыми барельефами на библейские сюжеты. Четверть века создавал он этот шедевр. Когда великий Микеланджело увидел его работу, он несколько часов не отходил от дверей и наконец, оторвавшись от барельефа, сказал: «Они так прекрасны, что достойны быть вратами рая!»
С той поры двери так и называют: Врата рая. Алебастровый слепок с них имелся в Петербургской Академии художеств. Его-то Воронихин и решил использовать для дверей Казанского собора. Решил, твердо зная, что есть в России мастер, который сумеет повторить творение Гиберти не хуже самого автора. Этим мастером был Василий Екимов.
Никому не известно, когда и где он родился. В Санкт-Петербург привели его солдаты Семеновского полка. Шли они с юга в столицу походным маршем, где-то по дороге подобрали безродного сироту и привели. А дальше как? Отдали Васю Екимова в ремесленную школу при Академии художеств — обучаться медному и чеканному делу.
Еще учеником Екимов сумел заявить о себе. Отлично отлил модель создававшегося тогда Медного всадника. Потом случилось так, что и в отливке самого памятника довелось участвовать Екимову, ставшему литейных дел мастером.
Лоренцо Гиберти в юности был ювелиром и свои бронзовые рельефные панно для дверей флорентийского собора выполнил тоже с ювелирной точностью. Каким же надо было обладать мастерством, чтобы отлить точно такие же панно, не прибегая к чеканке!.. Да, знал Андрей Воронихин, кому поручал создание деталей собора! Двери — Василию Екимову, колонны — артели Самсона Суханова.
В мае 1903 года журнал «Исторический вестник» опубликовал воспоминания одного иностранного путешественника, посетившего Санкт-Петербург как раз во время строительства Казанского собора. Иностранца поразило то, что он увидел на строительной площадке: «Им, этим простым мужикам в рваных полушубках, не нужно было прибегать к различным измерительным инструментам; пытливо взглянув на указанный им план или модель, они точно и изящно их копировали. Глазомер этих людей чрезвычайно точен. С окончанием постройки собора торопились; несмотря на зимнее время и 13—15-градусные морозы, работы продолжались даже ночью; крепко зажав кольцо фонаря зубами, эти изумительные работники, забравшись наверх лесов, старательно исполняли свое дело. Способность даже простых русских в технике изящных искусств поразительна!»
15 января 1811 года собор был открыт. Почти сразу же суждено ему было стать и памятником. Уже в декабре 1812 года «отрядами конногвардейского и лейб-гвардии Конного полков препровождены были в Казанский собор вновь присланные сюда из армии трофеи, состоявшие из отбитых у неприятеля, при поражении его, двадцати семи французских знамен и штандартов». А полгода спустя, 11 июня 1813 года, сюда доставили тело фельдмаршала М. И. Кутузова. Из этого собора ушел он на войну с Наполеоном, здесь под гранитными плитами решено было и похоронить полководца. Хоронил его весь Петербург. Прах фельдмаршала, умершего вдали от родины, встретили на границе города. Лошадей выпрягли. Траурную колесницу, сменяя друг друга, везли солдаты и офицеры кутузовских полков, мастеровые столицы, студенты, чиновники. В потоке провожающих шел и молодой поэт Кондратий Рылеев. Возможно тогда родились у него строки:
…И бич, и ужас для французов,
Скончался телом ты, Кутузов,
Но будешь вечно жить, герой.
А 25 декабря 1837 года, в 25-ю годовщину изгнания наполеоновских войск из России, перед Казанским собором встали два памятника героям Отечественной войны 1812 года — М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю-де-Толли.
Стоит еще раз обратиться к Казанскому собору, подумать: кто же его создал? Сам собор создан трудами бывшего крепостного графа Строганова Андрея Воронихина.
Памятники полководцам двенадцатого года создал другой крепостной — Б. И. Смирнов. До тридцати лет был он рабом одного из помещиков Орловской губернии и, лишь выйдя на волю, взял себе новую фамилию — Орловский. А отливал памятники тот же сирота — Василий Екимов.
И здесь вплотную к нам подходит история еще одного рабочего человека — Якова Потапова.
…Когда закончилось строительство Казанского собора, распахнулась перед ним почти прямо на Невском проспекте площадь, вымощенная булыжником.
На этой-то площади 6 декабря 1876 года и произошло событие, взбудоражившее всю столицу.
Был понедельник. День зимнего Николы. Казанский собор наполнили молящиеся.
Погода выдалась морозная, и дежурный городовой Есипенко, прохаживаясь между огромными колоннами собора, думал лишь о том, чтобы скорее смениться с поста да подсесть к пышущему жаром самоварчику. Но вскоре почудилось ему что-то неладное. Уж больно много молодых людей стало собираться на площади. Обычно-то в храм ходят все больше пожилые, степенные люди, молодежь его сторонкой обходит, а тут…
Стал Есипенко присматриваться. Одна группа, другая…
Одни в собор идут, другие на площади о чем-то шепчутся.
Одни, судя по всему, студенты в «пледах», накинутых на плечи, в шляпах с большими полями. Курсистки «стриженые» между ними, в темных очках. Иные — в полушубках, на мастеровых больше похожи. Этих-то как сюда занесло? Рабочий люд по окраинам столицы живет, в центр города и не заходит почти. Что им тут делать? Магазины не по карману, театры, ресторации — все для господ тут…
Каким ветром могло сюда мастеровых занести? Не к добру это.
Между тем в соборе шла служба. К священнику протиснулась группа молодых людей, потребовала воздать молитву во здравие Николая. А какого-такого Николая — не говорят. Николая, и все тут.
«Уж не государственного ли преступника Чернышевского?» — насторожился священник. В просьбе решительно отказал. Вокруг молодых людей зашикали. И тогда несколько сот собравшихся в соборе повернулись к выходу.
Городового Есипенко от дверей оттиснули. Да он этому только и рад был. Побежал, захрустел по свежему снежку в участок — приставу докладывать.
Толпа же из собора вышла. К подножию одной из колонн приблизился молодой человек в черном пальто, снял шапку, и ветер растрепал его русые волосы.
— Плеханов! — узнали в толпе. — Он! Из Горного института студент.
Молодой человек поднял руку и не очень громко, но достаточно твердо сказал:
— Товарищи! Друзья! Мы собрались здесь, чтобы протестовать против произвола царских властей, заточивших в тюрьму нашего дорогого старшего товарища Николая Гавриловича Чернышевского, других беззаветных борцов за волю народную. Мы собрались, чтобы заявить перед всем Петербургом, перед всей Россией нашу полную солидарность с этими людьми, с их борьбой за лучшую долю. Наше знамя — их знамя!
И тут стоявший рядом со студентом Плехановым паренек распахнул полушубок, и над толпою словно пламенем полыхнуло.
Участник демонстрации у Казанского собора А. Бибергаль писал потом: «…было выкинуто красное знамя, но без древка оно